— Гля, только что писала, а теперь не пишет, — рассеянно сказал контролер, продолжая рассматривать ручку.
Чем больше он на неё смотрел, тем больше убеждался, что ему удалось отхватить настоящую вещь. Что-то было в ней… Может, эти плавные линии, создающие ощущение завершенности, «правильности» какой-то, может, сочетание темного полированного дерева и желтого металла, а какой металл тут может быть? Савик не первый день живет и слышал про золотые паркеры… И увесистая… Он прикинул на ладони. Да, в самом деле, ручка показалась Савику несколько тяжеловатой для своего размера, значит желтые прибамбасы и вправду золотые! Сколько же она может стоить? Жалко, конечно, что не пишет. Савик попытался развинтить ручку, но она почему-то не поддавалась.
— …не пьешь?
Савик поднял голову и посмотрел на Глеба.
— Как это — не пью? — сказал он, опрокидывая стакан. — Только наливай.
Лицо Глеба раскраснелось, глаза и нос блестели. На краю фанерного прилавка дотлевал забытый окурок, оставляя черную дорожку. Наверное, Глеб тут успел половину своего жизненного пути разбаянить. Ничего, пусть… Звякнуло что-то в сумке — ларечник извлек вторую бутылку. Сорвал зубами пробку, выплюнул на пол. Прозрачная, чуть маслянистая жидкость забурлила в стаканах. Отчетливо запахло сивухой.
— Ну давай, значит, чтобы деньги водились! — Глеб торжественно поднял свой стакан. — Чтобы — «зеленые»! В крупных купюрах! И побольше!
Савик даже ухом не повел в сторону собутыльника, продолжая вертеть ручку так и сяк.
— Слушай, — перебил он Глеба, — ни хрена не могу развинтить. Как же тут стержень меняется?
— Что? — встрепенулся Глеб. — А-а… Если не разбирается — значит, одноразовая. Дешевка.
— Да пошел ты! — сказал Савик. — Много понимаешь. Разуй глаза, посмотри лучше… «Дешевка»!
Глеб взял ручку, близоруко потыкался в неё носом. Хмыкнул недоуменно, попробовал провернуть части корпуса в разные стороны.
— В самом деле, на дешевку не похожа. Скорее «паркер» какой-нибудь. Только надписей нет. Восьмерка — и все… И стержня нет… Конечно, писать не будет!
— Какая восьмерка? А стержень был — глянь полоса на пальце! Видно я его спрятал… Ну-ка, дай сюда!
Он отобрал ручку, вновь поднес к глазам. Действительно, в толстом золотом ободке виднелось крохотное овальное окошко, а в нем красная цифра «восемь».
— Гля, и вправду восьмерка! Откуда она взялась?
Глеб пожал плечами, заметил дотлевший окурок, неловко смахнул с прилавка. Вытянул из пачки новую сигарету, достал из кармана зажигалку, потянулся.
— А все-таки жить хорошо!
Раздалось негромкое: «пш-ш». Савик увидел, что цифра «8» в овальном окошке медленно отъехала в сторону и на её месте появилась цифра «7».
— Ни хрена себе, — удивленно протянул он. — Гля сюда!
Савик поднял глаза на Глеба и вдруг увидел, что тот медленно сползает со стула, судорожно хватая ртом воздух. Лицо ларечника стало белее мела, в глазах отражались непонимание и какой-то животный испуг. Стул выскользнул из-под него и ударился в стену киоска, полетела на пол недопитая бутылка водки. Глеб упал, врезавшись головой в ящик с нераспакованным товаром. Нечищенный ботинок ударил Савика по щиколотке.
Савик торопливо убрал ногу.
— Ты что, блин… Припадочный?
Глеб лежал без движения. Преодолевая брезгливость, Савик склонился над ним. Похлопал ладонью по щеке.
— Пить не научился, А? Перхоть… Ну, вставай, живо!
Никакой реакции. Немигающие глаза Глеба уставились в потолок, какая-то мышца на шее дернулась раз-другой… Перестала. Нижняя челюсть медленно отвалилась.
«Помер он, что ли?» — Савик застыл, пораженный внезапной догадкой.
«Да нет, херня, с чего ему умирать?» — успокоил он себя, хотя подсознание подсказывало, что никакая не херня. Савик никогда ещё не видел вблизи труп, если не считать девяностолетнего деда Семена, который в прошлом году загнулся от инсульта, — но пока Савик с матерью добирались к нему в Петушки, дед уже был восковой, ненастоящий, лицо было обсыпано пудрой и челюсть была подвязана черным шарфом… А какой он был, дед, в тот момент, когда вдруг свалился, как подрубленный, в сенях, и за полминуты отдал Богу душу?
Во всяком случае глаза ему закрывала бабка, это Савик знал.
— Слышь? — произнес Савик не своим голосом. — Ты чего?
Молчание. С улицы донеслись детские голоса. Савик поднял голову. «А вдруг кто-то подойдет к комку и захочет заглянуть внутрь?» — дошло вдруг до него. Он вскочил на ноги, нашел приткнутую к стеклу табличку «открыто», перевернул её другой стороной, где было написано «закрыто». Проверил защелку на окошке и на двери. Задернул шторку. Оглянулся. Глеб лежал без движения, по-прежнему пялясь пустыми глазами в потолок. И обстановка в ларьке изменилась — исчез уют, пропала праздничность дармовой выпивки. Остро пахло опасностью и смертью.
«Все. Теперь бежать,» — пришла трезвая и ясная, как морозный воздух, мысль.
Да. А стакан с отпечатками? А следы? А бутылка? А…
Савик наклонился. Только сейчас он заметил красноватую припухлось на щеке у Глеба, чуть правее носа. Розовое пятно размером не больше бабьего соска, и в середине что-то торчит. Как будто твердый гнойный стержень вылез из назревшего фурункула… Странно, вроде никаких нарывов у него на роже не было… Или это тень такая… Но странности глебовых гнойников отходили сейчас на задний план.
Савик ничего не соображал. Ладно, надо убрать следы… Он вытащил из-под ящиков грязную тряпку, наспех протер пол. Затем сорвал со стены полиэтиленовый пакет. Стакан, бутылка, окурки — все туда. Что еще?.. Ручка. Савик совсем про неё забыл. Ручка.