Настоящее имя - Страница 14

— Слышь, братан!

Было шумно, но тот услышал, на удивление быстро подбежал и изобразил максимальную почтительность.

— Налей соточку водки в долг, — попросил Савик, понимая невыполнимость просьбы. Если каждому задарма наливать…

— Сейчас сделаю!

Через минуту на стойке появилась рюмка и тарелочка с бутербродом. Чудеса, да и только!

Савик выпил, закусил и пришел в благодушное настроение. Сегодня ему везло. Может, появится классная телка с ароматно дымящейся мастыркой… Но вместо этого вдруг появился Боря Хмель.

— Здорово, братское сердце! — сердечно произнес он и приобнял Савика за плечи. — Ты не обижайся, это мы по-пьяни… Не разобрались, короче… Хочешь, я тебе сейчас стол накрою?

Савик насторожился. С чего такая щедрость? Похоже на ловушку. Надо сваливать, пока по-новой не накатили…

— Сейчас не могу, ребята ждут, — он осторожно высвободился и стал протискиваться к выходу, жалея что не захватил с собой нож. Но все обошлось — никто не ждал у входа, не крался следом, не караулил в подъезде.

Ночью его опять мучали бабы без сосков и всякие другие кошмары.

Рано утром раздался звонок в дверь. Опухший невыспавшийся Савик скатился с кровати, крикнул матери: «Я открою!» — и побежал к двери. Он задницей чувствовал, что это по поводу Глеба.

На пороге стоял Маз.

— Одевайся, выйди, — сказал он сухим тоном.

До этого дня никто из старших на дом к Савику не заявлялся. «Плохо дело,» — думал он, дрожащими руками натягивая на себя спортивные штаны и куртку. Из спальни, стуча шлепками, вышла мать в ночной рубашке.

— Ты куда это? Опять за свое?

— Не твое дело, — раздраженно рявкнул Савик. — Надо.

На улице подморозило, снег жестко серебрился ледяной корочкой. Савик чувствовал, как его бьет нервная дрожь. Маз ждал на спортивной площадке перед домом. Когда Савик приблизился, Маз неожиданно улыбнулся, достал из кармана пачку «Честерфилда», встряхнул и протянул ему.

— Угощайся.

Не понимая, чем вызвана такая перемена, Савик взял сигарету.

— Как ты это делаешь?

После первой затяжки в животе у Савика заиграл военный марш.

— Чего делаю?

Маз улыбнулся ещё шире.

— Директор поспрашивал кое-каких своих знакомых в ментярне насчет этого Глеба. Там все чисто. Сердечный приступ, говорят. Хотя до того, как с тобой поссорился, был здоров, как бык.

— Чисто?! — Савик чуть не подпрыгнул от радости. Может и пятно и тень ему просто привиделись? Может и ручка самая обычная, просто у него глюки начались? Но главное — ментов бояться нечего!

— Да. И с Хмелем чисто.

— А при чем тут Хмель? — ошарашенно спросил Савик.

— Не знаю. Ты же вчера был в «Миранде»?

— Был.

— Хмеля видел?

— Видел. И что?

— А то. Ты ушел, а Хмель через полчаса окачурился. Пошел танцевать, попрыгал немного — брык! И готово! Сказали — передозировка. Сколько лет кололся — и все нормально, а с тобой помахался — и привет! Так как?

Маз испытующе разглядывал Савика, будто никогда не видел.

— И на фиг они тебе сдались, эти мудаки? Было бы из-за чего подставляться! Дал по яйцам — и достаточно. А ты вон какой обидчивый!

— Я тут не при чем, — неуверенно проговорил Савик.

— Хватит из себя лоха корчить. Глебу ты, небось по сонной врезал? А Хмелю вколол что-то?

Савик молчал. Десятый раз повторять, что он никого не убивал, не имело смысла.

Маз пожал плечами и хлопнул его по плечу, как равного.

— Ну, как знаешь… Дело хозяйское.

Пстрикнув сигаретой в сторону, он пошел прочь. Потом остановился, повернул голову и добавил:

— Кстати, со Жгутом тоже был разговор. Он клянется, что никто из его пацанов тебя в тот день в глаза не видел. Вот так-то.

— Врет! — воскликнул Савик. — Деньги у них!

Маз махнул рукой:

— Да ладно… С деньгами как-нибудь разберемся.

Савик вернулся домой сам не свой. Тело дрожало, как в лихорадке, в голове плыл туман. Он достал ручку, привычно проделал нужные манипуляции окошко с цифрой наглядно подтвердило, что это не обычная письменная принадлежность, а оружие. Грозное и не оставляющее следов.

За завтраком, с аппетитом уплетая жареную картошку (мать ворчала и раздраженно гремела кастрюлями), Савик вдруг понял, что долг ему скостят. И ещё он понял, что не будет больше пасти ларечников — пусть другие пасут, кто попроще и помоложе.

Он сам не знал, откуда у него взялась такая уверенность. Просто что-то резко поменялось в его судьбе.

Перед Савиком открывались невиданные перспективы.

* * *

— Титановый сплав, унификационного номера в Госстандарте нет, обстоятельно докладывал Гарянин. — Зато в секретном приложении «Военная промышленность» его формула имеется, по ней Сименкин и произвел идентификацию. Сплав создан в 1985 году, исключительно прочен, жароустойчив, не подвержен коррозии. Вечный металл. Но в производстве сложен и дорог, выпускался ограниченными партиями строго по целевому назначению.

— Вот как, — сказал Фокин. Мысли его были далеко.

— В восемьдесят пятом четыре килограмма пошли на обтекатель разведывательного спутника «Протон», — продолжал Гарянин. Он видел, что шеф не в себе, но личные проблемы не могут остановить расследование дела государственной важности.

— Через год три килограмма — на оболочку экспериментального портативного ядерного фугаса, тогда же НИИ-47 изготовил два корпуса ядерных чемоданчиков — основной и резервный…

«Почему именно в этот день? — тяжело думал Фокин. — Сказали: „обнаглел“… Что я такого сделал? Как раз и ничего… Вначале был на осмотре, потом составлял справку Ершинскому, потом прикрывал Чуйкова…»