Настоящее имя - Страница 23

Секретарша Ирочка уже на рабочем месте и ставит мировой рекорд по скорописи.

— Доброе утро, Иван Федорович. Только что принесли из аналитического отдела.

Она передала Золотареву пакет. Иван Федорович быстро взглянул на бумаги, сказал:

— Очень хорошо. Через полчаса свяжитесь с Яскевичем, пусть зайдет ко мне.

Быстрые Ирочкины пальцы уже набрали нужную строчку в электронном «Органайзере», — можно не сомневаться, что ровно через тысячу восемьсот секунд Яскевич получит соответствующую информацию.

— Вам кофе или чай, Иван Федорович?

— Кофе, — Золотарев тепло улыбнулся. — Можно без пенки.

Ирочка улыбнулась в ответ — наверное, это был какой-то словесный код, значение которого не понять никому, кроме обладательницы самых стройных ног в аппарате СВР и её непосредственного начальника.

Золотарев открыл свой кабинет, прошел внутрь, повесил пальто в шкаф.

Бросил на стол пакет, достал из ящика пачку «Мальборо», закурил, сел в кресло и с головой ушел в изучение бумаг. Смалил он, как правило, только на работе — дома почему-то не хотелось.

Перед ним лежал отчет аналитического отдела «Деятельность агента Бена после ареста связников в 1969 году». Отчет помещался всего на четырех страницах и суть его была предельно ясна. Иван Федорович выпил кофе, выкурил ещё сигарету.

Да, все это может вылиться в грандиозный скандал.

— Подполковник Яскевич в приемной, Иван Федорович, — почтительно доложила Ирочка.

— Пусть зайдет.

Почти сразу распахнулась дверь.

— Разрешите?

У вошедшего — лицо интеллигента в пятом поколении, большие, широко расставленные глаза, безукоризненные манеры. Яскевич заведовал Западно-Европейским сектором с 1994-го и был одним из приближенных людей бывшего Директора. Тот сам относился к «высоколобым» и не боялся окружать себя такими же.

— Садитесь, Станислав Владимирович, — пригласил Золотарев. — Что вы думаете о последнем сообщении Артура?

Яскевич отличался тем, что помнил все шифровки, проходящие по его сектору.

— Думаю, что это ерунда. Томпсон и его жена сидят в английской тюрьме уже двадцать восемь лет. И ещё им осталось два года.

— А Артур видел его в Ницце. Причем с молодой и привлекательной женщиной. Явно довольного жизнью.

— Явная ошибка. Другого объяснения быть не может.

Золотарев кивнул, будто соглашаясь.

— Ну, а если все же не ошибка?

— Перевербовка? — Яскевич пожал плечами. — Столько лет прошло. Бен давно умер. Какое все это сейчас имеет значение?

— Лорд Колдуэлл давно умер, — снова согласился Золотарев. — Но в силу ряда причин, о которых речь пойдет позднее, нам крайне необходимо знать, какой ориентации он придерживался в последние годы жизни.

— После ареста Птиц он был настолько напуган, что отказался поддерживать с нами какие-либо контакты.

— И это все, что вам известно?

— Все, — подполковник кивнул.

— А вот судя по анализу деятельности Гордона Колдуэлла, дело обстоит не так просто.

Золотарев придвинул четыре листка аналитической справки.

— Итак, агент Бен — серый кардинал лейбористской партии, очень влиятельная фигура в правительстве Великобритании. До 1971 года лоббировал нашу политическую линию. Потом его поведение резко изменилось…

Приподняв брови, генерал многозначительно взглянул на подчиненного.

— В 1978 он возглавил комитет ООН по Африке, а год спустя Борсхана расторгла договор о разворачивании наших ракетных баз. В восьмидесятом Мулай Джуба неожиданно отказался от контракта с СССР на шлифовку крупной партии алмазов и подписал его с «Де Бирс». Страна понесла огромные убытки. Позднее Колдуэлл поддерживал сепаратистские стремления в странах Балтии, способствуя распаду Советского Союза.

Золотарев отбросил схваченные скрепкой листки.

— Чем объяснить такую перемену? Раскаянием, страхом, угрызениями совести? Или тем, что Птицы выдали его и он стал работать на МИ-5 или ЦРУ? Или — или. И мы должны совершенно точно знать — в каком «или» тут дело.

— Колдуэлл умер, — сказал Яскевич. — Но Птицы живы.

Он все понял.

— Верно, — кивнул Золотарев. — Кто у нас в Лондоне — Худой? Пусть пошерудит вилами в Уормвуд-Скрабз2.

Яскевич озабоченно потер щеку. Ему не хотелось возражать начальству, но генерал явно утратил представление о сегодняшних возможностях Службы.

— Боюсь, Иван Федорович, вряд ли он сумеет запустить руку в особорежимную тюрьму…

Золотарев набычился.

— Вряд ли! — уже твердо повторил Яскевич. — Наши позиции здорово ослабли. И в Лондоне, и во всей Западной Европе. Агентурная сеть расползлась в клочья, новых приобретений практически нет. Да вы сами знаете. Столько перебежчиков, столько провалившейся агентуры… От наших офицеров шарахаются, как от чумы. Сейчас с большей охотой станут сотрудничать с сальвадорской разведкой, чем с русскими… К тому же тюремный персонал… Это не какого-нибудь докера вербануть за кружкой пива. С Худым никто не станет работать.

Золотарев встал из-за стола, прошелся по кабинету. Мягко прогудел аппарат прямой связи с Директором СВР, генерал подхватил трубку с молодцеватой лихостью лейтенанта:

— Слушаю, Сергей Сергеевич! Да. Хорошо. У Президента? Какие вопросы? Ну да, обычные, сейчас все сводится к финансированию экономики… Я все подготовлю. Есть!

Многозначительно посмотрев на подчиненного, Золотарев нахмурил брови, вспоминая, о чем шел разговор.

— Итак, с Худым никто не станет работать. И возможностей заглянуть в Уормвуд — Скрабз у нас нет. То есть вы свои возможности исчерпали?