Настоящее имя - Страница 39

Он задумчиво глянул на Макса, покатал пустой стакан. Помолчал.

— Тут и думать нечего, — сказал он наконец. — Настоящий чемодан у этого сукиного сына. У Евсеева. Сколько там должно быть валюты?

— Под миллион баксов, может и больше.

— Нормально! — Веретнев даже присвистнул.

Наступило молчание. Макс прихлебывал виски, Слон пил водку. Разнородные напитки, несопоставимые традиции… Они не чокались и не говорили тостов. Веретнев вновь выглянул в окно.

— Этот, с собакой, ещё гуляет… Ну ладно, дело его. Заодно мою машину постерегут… А ты что сегодня делал?

— Искал работу. Хотел наняться в службу охраны. Но нигде не берут.

— Кстати о работе, — Веретнев потер виски. — Я-то за этим и приехал. Тобой интересуются наши. Центр. Похоже, собираются вернуть на службу.

— С чего это вдруг? — удивился Макс.

— Не знаю. Днем ко мне заехал лейтенант от Яскевича — он курирует Западную Европу. Спрашивал, где тебя найти. Я сказал, что жду звонка. Они наверняка сели на линию и теперь знают адрес.

— Что ж… Предложат — посмотрим.

В начале третьего ночи за окном послышался приближающийся шум двигателей. Макс погасил большой свет и включил галогенный светильник, установленный низко над столом. Из кухонного окна ничего увидеть не удалось. Макс прошел в комнату, окна которой выходили на другую сторону. Обошел кровать с тихо посапывающей Машей. Терпко пахло её духами. Он подошел к окну. Почти неразличимые в темноте, два джипа с выключенными фарами стояли у въезда во двор — на полированной поверхности машин отражался свет одинокого фонаря, — затем отползли за трансформаторную будку. Двигатели смолкли.

— Ну что там? — спросил Веретнев, когда Макс вернулся.

— Похоже, это мои знакомые. В усиленном составе.

— Вряд ли они сунутся в квартиру, — сказал Слон и полез в задний карман. — Подождем утра, там видно будет. Но на всякий случай…

На белую скатерть лег миниатюрный «фроммер-бэби».

— Твоя ручка при тебе?

Макс покачал головой.

— Куракин забрал перед самым взрывом. А теперь где она…

Слон удивленно покрутил головой.

— Утратил секретное оружие? Она же небось дорогая…

— Как ракета «Томагавк». Экспериментальные технологии, материалы следующего века. Их сделали всего несколько штук. Встроенный механизм самоуничтожения — микромина с радиовзрывателем… Получал каждый раз под расписку…

— Раньше загремел бы под трибунал, без вопросов.

— Точно, — согласился Макс и зевнул.

* * *

Порог бедности начинается в сотне метров от Казанского вокзала, у бесплатной «Гороховской кормилки». Мощная бетонная буква «П» («порог», значит, или «п…дец всему», как считают некоторые) — это арка, ведущая во дворик, где каждое утро в десять часов по московскому времени собираются отрыгнутые столицей человеческие особи. Их здесь не меньше трех десятков, как правило пожилых, с испитыми лицами, обвисающими книзу складками, с искривленными ногами, резкими, простуженными голосами. Это бомжи.

Нищета только издали кажется чем-то однородным и равномерным. Стоит пройти под этой аркой и оказаться во дворике «Кормилки», как убеждаешься, что и среди бомжей имеется своя «элита» и «номенклатура». Кормятся здесь в основном обладатели бесплатных талонов Красного Креста. Где такие талоны выдаются и за какие заслуги, для многих остается загадкой. «Талонщики» кучкуются поближе к дверям, у них свой круг интересов, свои разговоры, свой взгляд на окружающую действительность. Те, кто талонов не имеет — стоят в сторонке, ждут, когда отобедают первые, чтобы потом ловить-не зевать свой бесплатный шанс. Все, что осталось в котлах и противнях после «талонщиков», выдается желающим в порядке живой очереди. Человек на десять-пятнадцать обычно хватает.

Бомж Зимуха всегда стоял в живой очереди, талоны он видел только издали, и это было закономерно, поскольку Зимухе никогда в жизни не везло. Вот и сегодня, когда от окошка раздаточной его отделяли как минимум четыре обтертых спины, послышался характерный металлический звук — это черпак скреб по дну котла. Тут же раздался голос: «Суп закончился.» Через две спины закончилась гречневая каша. Когда Зимуха подошел к окошку, широкомордый мужик в замызганном белом переднике отвернулся от него и крикнул куда-то в темные недра кухни:

— Ли-из! Хлеб ещё остался?

— А где ж!.. — прилетело из темноты.

— Хлеба тоже нет. На сегодня все, — проворчал мужик и захлопнул окошко.

Очередь сдержанно заматюкалась, заныла и стала расползаться. Зимуха был разочарован. Вчера утром он слопал два надкусанных маковых рулета, которые подобрал в вокзальном буфете, и с тех пор не ел ничего. Ночь, проведенная на общем балкне недостроенного дома, не прибавила ему сил часов до трех Зимуха прислушивался к гудению и мучительным всхлипам в своем желудке, а под утро ударил сильний мороз и ни о каком сне уже не могло быть и речи.

Зимуха вышел во дворик и постоял, соображая, куда ему направиться.

— Зим, пошли на свалку шабашить, — ткнул его в плечо Мотя, которому в это утро тоже ничего не обломилось. — Вечером там, говорят, четыре МАЗа разгрузили. А?..

Нет, на свалку Зимуха не пойдет. Там, конечно, много всякой полезной ерунды типа смесителей или унитазных поплавков, которые можно загнать дедам, торгующим мелочевкой на «блошином» рынке. Но на тех же свалках чуть не ежедневно случаются стычки, начинающиеся с обычного спора: «я первый нашел! — нет, я!», и заканчивающиеся массовыми побоищами и даже поножовщиной. Зимуха не любил всего этого. Наверное, он считал себе ещё недостаточно опустившимся.