Настоящее имя - Страница 78

В шесть часов усталый, невыспавшийся и злой, Фокин подходил к Большому дому. Темно, улицы пусты, лишь фонари отражаются в мелких весенних лужах. Слипались глаза, болела голова, на щеках чернела и отвратительно скрипела под пальцами щетина, во рту — будто кошки нагадили, влажно и липко в трусах, ныли яйца, как после школьной вечеринки с поцелуями и обжиманиями. Бр-р-р… Он был противен сам себе! Больше всего хотелось добраться до кабинета, побриться, почистить зубы, сменить белье на чистое из «тревожного чемоданчика», выпить кофе с таблеткой американского аспирина, посидеть с закрытыми глазами, а может и вздремнуть до начала работы…

— Сергей Юрьевич! Можно вас на минутку? — раздался сбоку незнакомый голос.

Фокин настороженно повернулся. Под ярким фонарем, у блестящего лаком черного «мерседеса» с проблесковыми маячками и правительственным номером стоял молодой человек в строгом прямом пальто и без головного убора. В вырез пальто проглядывала белая сорочка с серым галстуком. Волосы зачесаны на аккуратный пробор и слегка блестят — то ли от воды, то ли от укладочного лака. Майор увидел себя глазами этого франта и почувствовал себя бездомным бомжем.

Молодой человек медленно приблизился, как будто боялся спугнуть помятого небритого детину с красными глазами.

— Я помощник Павла Андреевича Арцыбашова, — представился он и протянул солидное удостоверение в натуральной бордовой коже. — Меня зовут Валентин Егорович Шаторин.

В удостоверении имелась цветная фотография молодого человека, исполненные типографским шрифтом фамилия, имя, отчество, указана должность: «помощник Главы Администрации Президента Российской Федерации», заверяли эти сведения личная подпись Президента и его же гербовая печать.

— Павел Андреевич хотел бы с вами встретиться, если вы, конечно, располагаете временем. Он ждет вас прямо сейчас.

— В шесть утра? — переспросил ошарашенный Фокин.

— Павел Андреевич ждет вас с вчерашнего вечера, — мягко пояснил Шаторин. — К сожалению, мы не смогли вас найти…

— Мне надо побриться. И вообще — привести себя в порядок…

— К сожалению, на это нет времени. Речь идет о деле государственной важности, которое не терпит отлагательства. Поэтому ваш внешний вид не имеет никакого значения.

Салон «мерседеса» был обит белой кожей, пахло освежителем воздуха и дорогим одеколоном. Затемненные стекла не позволяли всматриваться в ночь, казалось — машина летит в пустоте. Фокин развалился сзади на широком, мягко пружинящем сиденье и старался не дышать, хотя и понимал, что все равно испортит благородную запаховую гамму. Водитель и молодой человек сидели вытянув спины, смотрели прямо перед собой и не разговаривали.

Вскоре машина остановилась у обычного жилого дома — двенадцатиэтажной «свечки» из желтоватого кирпича.

— Прошу! — Шаторин широким жестом показал на освещенный подъезд.

— Это не похоже на Кремль! — настороженно пробурчал Фокин. Появилась глупая мысль, что его заманивают в ловушку.

— Совершенно верно, — без улыбки подтвердил помощник. — Это не Кремль. Прошу!

Вестибюль охранялся, но их пропустили без всяких вопросов. Просторный зазеркаленный лифт остановился на пятом этаже. Молодой человек позвонил в одну из двух расположенных на площадке квартир. Дверь сразу открылась.

Шаторин остался в прихожей, а его двойник, только с сухими волосами, провел Фокина через широкий коридор и просторный холл в комнату без окон: мягкий свет из-под подвесного потолка, встроенные шкафы по периметру, небольшой диванчик, два кресла, журнальный столик, справа — чуть приоткрытая дверь в отделанную розовой плиткой ванную, слева ещё одна, такая же, и прямо — по обе стороны диванчика — две широкие двустворчатые двери.

Фокин несколько лет стоял в квартирной очереди и знал цену квадратным метрам — он понял, что эта хитроумно устроенная комната по ордеру не входит в жилую площадь, так же, как прихожая, холл, коридор, ванные комнаты, и кухня — добрых пятьдесят «квадратов» — больше, чем общая площадь их с Наташкой двухкомнатки в Кузьминках. Той самой двухкомнатки, которой его попрекают до сих пор… Он осмотрелся: узорный паркет, неизвестного образца обои, мебель хотя и дорогая, но явно купленная за казенный счет… Жилым духом здесь не пахло: никаких вещей, ни забытой чашки, ни пепельницы с окурком — ничего.

— Прошу! — с той же интонацией произнес сопровождающий и открыл правую дверь. Фокин вошел.

Навстречу ему, отбросив клетчатый плед, поднялся с незастеленного велюрового дивана заспанный всклокоченный человек в спортивном костюме. Рано погрузневшая фигура, простоватое курносое лицо с отпечатавшимся рубцом от подушки, неряшливая светлая щетина — в таком виде могущественного Павла Арцыбашова не показывали по телевизору и не печатали в газетах. Но Фокин его сразу узнал.

— Приношу извинения за внешний вид, — Павел Андреевич пригладил волосы и сграбастал лицо в ладонь, разглаживая складки и морщины.

— Впрочем, у вас вид не лучше… Это что, кровь?

Фокин проследил по направлению его пальца и увидел бурые потеки на правом рукаве куртки.

— Наверное, — как можно спокойней сказал он. — Был в морге, на вскрытии, видно эксперт зацепил перчаткой…

— Ну ладно, — Арцыбашов прошел к стоящему у окна столу, сел в вертящееся кресло, жестом пригласил присесть и гостя. Полированная столешница была пуста, только солидная кожаная папка лежала слева, у самого подоконника. За окном начинался рассвет.