— Зачем они тебе?! Ты что, отчитываешься перед кем-то? Или это вечернее чтение — вместо книг и газет?
— Почему ты на меня кричишь?!
Маша вскинула голову, щеки покраснели, в один миг она вдруг неузнаваемо изменилась. Огнем полыхнули глаза, набрякли веки, губы растянулись в тонкую неприязненную ниточку… Макс всегда помнил её лицо нежное, с правильными чертами, когда он возвращался после долгой отлучки, он знал, что увидит, когда откроется дверь… Эта нежность черт и благородство линий сохранялось и тогда, когда Маша хмурилась, плакала, смеялась, когда билась в оргазме, когда болтала по телефону, спала или красилась перед зеркалом…
Но сейчас лицо у неё стало совсем другим, не Машиным, будто девушку подменили! Натянутая кожа на скулах, каменные веки, глаза-точки, лягушачьи губы… Максу вдруг показалось, — ещё мгновение, и она превратится… Он не знал в кого. Или во что… Но раздражение мгновенно улетучилось.
— Извини, — сказал Макс.
Она подобрала ноги к груди, уткнулась лицом в колени.
— У каждого есть свои привычки, кому-то они могут казаться странными, — обиженно произнесла она. — Разве это повод для ссоры?
— Я не хотел…
Пристыженный Макс стал собирать рассыпанные по полу чеки. Каждый был надорван снизу, словно ему приделали ножки. Сто пятьдесят, шестьсот пятьдесят, тысяча восемьсот сорок. Спасибо за покупку. Спасибо. Спасибо… На обороте одной из бумажек Макс увидел написанное от руки: «Ринат». И семь цифр сверху. Номер телефона. В скобках помечено: «нов.» Макс сел на пол. Прочел ещё раз. «Ринат. 961-57-45». Почерк Маши. Ну точно… Ее рука. Тот самый чек на тысячу триста — за французское белье.
Макс сунул чек в карман, собрал оставшиеся бумажки, скомкал, натолкал в пакет.
— Все в порядке! — он погладил Машу по голове.
Она вздохнула.
— Ну что с тобой делать… Почему ты такой злой?
— Я не злой. Просто… Просто я тебя ревную…
Девушка улыбнулась. Теперь это была прежняя Маша.
— Дурачок. Ты все ещё помнишь обиду? Но разве можно ревновать к прошлому? К случайно выскочившему имени? К памяти тела?
Она обхватила тонкими руками шею Макса, притянула к себе, подставила губы.
— Это правда — прошлое? Когда ты общалась с ним последний раз?
— Давно, — прошептала она, закрывая глаза. — Еще до твоего возвращения…
— Ну если так, то я спокоен, — тоже прошептал Макс и, опрокинув девушку на спину, одним движением стряхнул с узкого гибкого тела халат, стащил и отбросил в сторону трусики…
— Давай шестьдесят шесть! Я сверху…
Маша вывернулась из-под Макса, привычно развернулась, подставляя к лицу распахнутую промежность. Макс замешкался, но она не обратила на это внимания, добросовестно выполняя свою часть работы.
Захватив ртом чувствительную плоть, Маша исступленно двигалась, беспощадно мяла её, навинчивалась скользким упругим языком, добираясь до какой-то скрытой прежде пронзительной сути…
— Ну что же ты? Что же ты? Давай…
Оторвавшись, на миг выдохнула она и снова жадные губы впились в тело Макса с той же целеустремленностью и силой, с какой задыхающийся аквалангист впивается в кислородный загубник. Но Макс не отвечал взаимностью и Маша, словно гимнастка на бревне развернулась и приняла позу наездницы, безошибочно попав на то, на что хотела попасть. Началась безумная горячая скачка, Маша была редкой мастерицей и владевшая Максом горечь постепенно растворилась в ней без следа.
— Ты сильный, ты большой, ты больше их всех! — горячечно шептала девушка и полуприкрытые глаза влажно и откровенно блестели. — Ты самый лучший мужчина! Самый! Скажи — тебе хорошо со мной? Скажи… Скажи!
— Хорошо, — с трудом вымолвил Макс. — Очень хорошо!
— Говори еще! Говори! Я люблю откровенный секс! Меня возбуждают смелые мужчины! Которые рискуют, которые связаны с опасностью…
В бешеной скачке она раскачивалась все быстрее и быстрее.
— У тебя… опасная работа, скажи? Ты выполняешь какие-то… опасные поручения, да? Ну говори, говори же!.. Я хочу… почувствовать тебя! Всего!
Тело Маши покрылось потом и стало скользким, она пригнулась, впиваясь губами в его шею. Макс что-то отвечал. Да. Да. Еще раз — да. Он — мужчина, который выполняет опасные поручения. Он больше всех Ринатов, всех Евсеевых, всех Джонсонов… Он… Маша заставила его перевернуться, теперь она лежала внизу, забросив икры Максу на плечи, направляя его удары рукой, гладя его и сжимая двумя пальцами, чтобы продлить наслаждение.
— Вот так… Говори еще… Говори мне это!
Макс говорил. Он выворачивался наизнанку. Маша металась под ним, потом вновь вывернулась и, оказавшись наверху, вновь, дрожа всем телом сползла к спасительному загубнику… Ее рот был горячим и жадным, она брала его медленно, со вкусом, теребя пальцами мошонку. Говори еще. Больше. Она хотела ещё больше. Она хотела, чтобы он излился в нее, но только пусть при этом говорит. Пожалуйста. И излияние произошло.
— Рановато, — сглотнув, сказала Маша. — Я хочу еще…
— Боюсь, ничего не выйдет, — произнес Макс, восстанавливая дыхание. Что-то я устал… Давай в другой раз…
— В другой, так в другой, — вздохнула Маша. В её голосе слышалось разочарование.
Макс встал, надел штаны и пошел в туалет. Машиного лица он не видел. Иначе заметил бы, что никакого разочарования на нем не было. Скорее даже наоборот…
Заперев за собой дверь, он достал злополучный чек. На нем была выбита дата: 03. 04. 98. Третье апреля. Он уже полтора месяца, как вернулся. А второго апреля улетел в Лондон.