Макс настороженно выставил оружие перед собой, развернулся в одну сторону, в другую… Но все было тихо. Неужели ад закончился?
— Алексей Иваныч! Ты цел? — тихо позвал он.
— Зацепило слегка… — прокряхтел тот. — Что с Володькой?
— Прикрой, я посмотрю…
Макс достал фонарь, посветил прямо перед собой, нагнулся. Спец лежал, подвернув ноги в коленях, лицо казалось нарисованным — белое и неподвижное, ворот куртки набух от крови и влажно блестел. Держась за левый бок, подошел Веретнев.
— В шею, навылет, — глухо Макс и на всякий случай пощупал пульс. — Он мертвый стрелял…
Кое-как они втащили Спеца на заднее сиденье. Он был тяжел, как камень.
В стороне раздался стон. Приготовив пистолет, Макс двинулся на звук и в нескольких шагах наткнулся на скрюченное тело. На миг включил фонарь, повернул ногой перепачканное грязью лицо с носом, напоминающим свиной пятачок. «Работяга-докер» из лондонского магазина теле-видеотехники… Глаза закрыты, бормочет что-то в полузабытьи…
Спец учил не оставлять врагов в живых. Макс вытянул удлиненную пистолетом руку, прицелился в круглый приплюснутый нос… И опустил оружие.
Посветил по сторонам, осматривая поле боя. С болезненным любопытством подошел к застреленному им человеку. Световое пятно упало на запрокинутую бритую голову. Надо же! Перед ним лежал «браток» из самолета «Москва Лондон»!
В отдалении неподвижно застыли ещё два тела, но подходить к ним Макс не стал.
— Едем! — торопил из машины Веретнев и он медленно побрел к изрешеченному пулями «фольксвагену». На удивление, машина завелась как всегда — с пол-оборота.
Только что пролился короткий дождь. Небо за простреленными окнами «фольксвагена» ещё не выжало из себя всю темноту и влагу, но на восточном его склоне уже расползалась капля синьки.
Скоро рассвет. Шоссе гудело под колесами. Макс сидел на заднем сиденье, глядя в прямой затылок Веретнева. По обе стороны от дороги тянулись голые виноградники и приземистые, коротконогие яблоневые сады.
Спец привалился к плечу Макса, перепачканные в земле седые волосы торчат в стороны, голова болтается на груди, подбородок уткнулся в пропитанный кровью тампон из бинта. Спец мертв. Мервые руки, мертвая щетина, обсыпавшая щеки — в день операции он не брился, но и соблюдение примет не помогло, — мертвые куртка и рубашка. Когда они приедут в Ниццу, он успеет закоченеть.
— Может, сядешь за руль? — спросил Веретнев, не отрывая взгляда от дороги.
— Нет, — разжал губы Макс.
Веретнев немного помолчал.
— Надо что-то делать, — сказал он.
Спец на повороте качнулся в сторону дверцы, Макс подхватил его.
— Ну что, значит — бросим? — глухо произнес Макс. — Прямо на обочине, как собаку?
Веретнев опять замолчал. Затылок его стал ещё прямее.
— Значит, бросим, — сказал он. Спокойно сказал. Спокойно встретил пустой взгляд Макса в зеркале заднего обзора.
В таких ситуациях не льют слез и не пускают слюни. Макс это хорошо знал. Дело не в бриллиантах. Деньги ничего не стоят, когда на весах раскачиваются жизнь и смерть. Дело в профессиональном поведении. Спец это понял бы. Да. Именно Спец, как никто другой.
Они свернули на узкую дорожку, выехали на пляж. «Фольксваген» зарычал, попав на рыхлый песок. Остановились в нескольких метрах от кромки воды, возле лежащей вверх килем рыбацкой лодки. Двигатель замолк. Тишина и волны. Синее пятно все дальше расползалось по черному небу.
Макс взял Спеца под мышки, потянул. Веретнев подхватил под ноги. Положили на холодный песок. Макс заметил, что один ботинок остался в машине. Он пошарил под сиденьем — нашел, поставил рядом с телом. Что еще?
Веретнев стоял, прямой, как столб, губы его шевелились. «Молится он, что ли?!» — поразился Макс.
— Давай это… Салют. Чтобы по правилам…
Оружие немецких диверсантов хрипло прокаркало в низкое чугунное небо. Потом пистолеты забросили в воду, тело накрыли перевернутой лодкой.
Веретнев попросил сделать сделать обезболивание — мучало сломанное ребро. Макс вкатил ему несколько кубиков новокаина.
— Это Владимир Петрович купил, — вспомнил он, закрывая аптечку.
— Он все предусмотрел, — кивнул Веретнев. — Если бы не жилеты, мы тоже были бы трупами!
— Точно! — у Макса все ещё ломила левая часть груди. Пуля попала в самую середину защитного сегмента, оставив в нем заметную вмятину.
— То фляга, то эта вставка… Ты везунчик! — повертев в руках, Веретнев забросил погнутую пластину далеко в море. — Это судьба…
Макс кивнул, потирая грудь.
— Давайте приведем себя в порядок.
Он открыл багажник, достал дорожные сумки с вещами. Они сняли провонявшую потом, порохом и смертью одежду, вымылись холодной морской водой и переоделись.
— Что будем делать с камнями?
— Давай разделим, чтобы не в одной корзине, — предложил Веретнев.
Макс выгреб на заднее сиденье содержимое карманов своей куртки, потом опустошил куртку Спеца.
— Ну и ну! — выдохнул Веретнев.
До этого момента деньги, состояние, богатство представлялись ему огромной кучей пахнущей типографской краской бумаги с портретами, цифрами, видами на Капитолий, личной подписью Главного казначея США и водяными знаками… Сейчас он увидел нечто другое. Груда тщательно отшлифованных алмазов, размером с крупную горошину, несколько штук почти с перепелиное яйцо. Чистый и острый, режущий свет. Уходящие в бесконечность лабиринты прозрачных граней…
Деньги были тоже — пачечка пятисот — и тысячефранковых купюр. Но они сейчас не воспринимались как обычно, теряясь на фоне сказочного сияния драгоценных камней. Бриллианты затмевали собой все. Нет, это не листки казначейской бумаги. Это не просто богатство. Это что-то гораздо большее… Это неземная гипнотизирующая красота…