Когда все закончилось, девушки незаметно исчезли, мужчины по очереди приняли душ и оделись. Фокин достал из своего сейфа удостоверение, деньги и пистолет, открыв коробочку из-под скрепок, надел на палец перстень. Краем глаза он видел, что Атаманов тоже вставил в поясную кобуру оружие, потом направился к бару.
— Выпьем?
— Давай.
— Виски?
— Пусть будет виски.
Подобное времяпрепровождение сближает мужчин и создает между ними особо доверительные отношения. Как между следователем и подозреваемым, которого он только что угостил сигаретой. Только сильнее.
— Все нормально? — спросил Атаманов. — Жаль льда нет.
— Нормально, — ответил Фокин. — А без льда как-нибудь обойдемся…
— Ты отличный парень, — Атаманов протянул ему стакан. — Я рад, что ты теперь на нашей стороне. Давай за это и выпьем. По-русски, до дна!
— Давай.
Вкус виски не ощущался совсем, только крепость.
— Не думай, что ты потерпел поражение, — Атаманов вытряхнул из пачки сигарету и налил по второй. — Просто есть определенная логика жизни. Сейчас она такова, что сильные и умные люди должны оказаться в одном лагере… Бороться с ними бесполезно, а значит неразумно. И даже глупо!
Он поискал зажигалку, не нашел, направился к висящему на вешалке пиджаку. Фокин протянул руку. Нужный завиток не попадался под большой палец, он надавил на всю поверхность перстня. Небольшая капля упала в стакан и бесследно растворилась в дорогом изысканном напитке. Рука майора продолжила движение до сигаретной пачки.
— Не возражаешь? — спросил он.
— Ради бога! — Атаманов щелкнул зажигалкой, протянул огонек, но Фокин отрицательно помотал головой.
— Чуть позже.
— Как хочешь… — Атаманов закурил, придвинул стакан, привычно поболтал, посмотрел на свет торшера сквозь светло-желтую маслянистую жидкость и вернулся к прерванной мысли.
— Ты думаешь, правда там, а здесь кривда? Ты бился за правду, а тебя сломали через колено и завлекли в лагерь негодяев? Нет! Раньше наша группа наживалась на кредитах, потом человек, который держал в руках все концы: счета, каналы реализации, — он переметнулся в другую команду, под арцыбашовскую «крышу»… А его новые покровители решили наехать на нас и использовали тебя в качестве тарана. Вот и все! Кривда против кривды! Конкуренты бьются за деньги, влияние, возможности… А никакой правдой тут и не пахнет!
Атаманов поднес стакан ко рту, но тут же отставил обратно.
— Поэтому не думай, что тебя ломают об колено. Я сам работал в Конторе, но времена изменились. Другие ценности, другие приоритеты. Будь ты сто раз честным парнем, ты не добьешься ровно ничего!
Он протянул стакан.
— Давай за Контору… Хотя нет, она этого не стоит! За бывшую Контору… Тоже нет — какой смысл пить за несуществующее… Вот! За «Консорциум»! Наша фирма уже сейчас государство в государстве. А ещё немного — и она сама превратится в большое государство… Словом… Я что-то разболтался. По-русски, до дна!
Атаманов залпом выпил. Фокин следил за ним остекленевшим взглядом: глаза, цвет кожи, губы, морщинки на лбу… Ничего не менялось. Зато в себе он изменения ощутил: навалилась страшная усталость, опустошенность и апатия. И все выпитое за вечер как будто только сейчас всосалось в желудок и ударило в голову.
— Что ты так смотришь?
Он встряхнул головой.
— За Контору! — как и раньше, не ощущая вкуса, Фокин выпил обжигающую жидкость.
— Да нет, ты все перепутал… Мы же пили за другое, за настоящее… Ну да ладно… Все равно ты мне нравишься! И…
— Дай прикурить! Теперь я хочу закурить! И имею полное моральное право!
— Конечно. Закуривай, — Атаманов поднес маленький желтый огонек, кончик сигареты почернел, но тут же налился красным. Дым прошел в легкие, никотин всосался в кровь, голова закружилась ещё сильнее.
— И я тебе скажу одну вещь! — Атаманов наклонился поближе и понизил голос. — О таких вещах никогда не рассказывают, но тебе я расскажу. И ты оценишь степень моего доверия…
— Конечно оценю, — Фокин кивнул головой, но она просто упала на грудь и не хотела подниматься.
— Чтобы между нами ничего не стояло… Это касается твоей жены…
Словно мокрая губка прошлась по залитому алкоголем мозгу. Он поднял голову и впился взглядом в шевелящиеся губы.
— Куракин отдал приказ. Куракин. И только попугать. А эти скоты… Когда Ершинский мне рассказал, я чуть с ума не сошел! Бандиты! Грязные твари…
Влажные полные губы напоминали гусениц. Может оттого, что совсем недавно целовали промежность Илоны, а может потому, что изрекали ложь. Мертвые не отдают приказов. И накануне взрыва Куракину было не до того, он искал Макса Карданова… Впрочем, какое это имеет значение? Куракин мертв. И Атаманов мертв, хотя сам ещё не знает об этом: шевелится, пьет, доверительно кладет руку на плечо, говорит — горячечно и вроде бы искренне…
— Я отдам их тебе, да! Я прикажу — и этих скотов привезут в багажнике, ты можешь порезать их на куски… Мы вместе порежем их на куски! Вместе! Да… Хотя я слышал… Один умер от инсульта, а одного убили… Сломали шею! Так ему и надо!
— Так им и надо! — кивнул Фокин. Он вновь нырнул в волны опьянения и погружался все глубже и глубже. — Я слышал — и третьего убили. И тебя убили — тоже слышал… Может брешут?
Атаманов потер себе уши.
— Тебя развезло. И меня развезло. Сколько же мы выпили?
— Много. Пора по домам.
— Но ты оценил мою откровенность? Ты понял, что я твой друг?
— Оценил. Понял. А ты все понял?